Из всего вышесказанного напрашивается грустный вывод. Ничего нельзя изменить в соседнем трехмерном континууме. Я хотел спасти из рабства Кенти. Это бессмысленно и бесполезно. Одну бы спас, а для бесчисленного множества других ничего не изменилось. Могу спасти не одну, а десять, сотню, тысячу Кенти. Могу всю свою планету заполнить спасенными Кенти, все равно их останется больше, чем можно представить. По грубым прикидкам, самостоятельных миров, похожих на Землю 10 в степени 250. Я не могу представить такое число. Термин «самостоятельный мир» тоже весьма условен. Цифру 250 можно варьировать в любую сторону. Среди этого количества найдется место всему, что только можно выдумать. Любой бред, любая болезненная фантазия Кафки являются реальностью в каком-то из них.
Я хотел спасти Кенти из рабства. Может найтись другой, который захочет стать диктатором в ее мире. Может найтись третий, который спровоцирует там ядерную войну, чтобы снять любительский фильм. Почему — нет? Ведь миров бесконечное множество. Беру любое событие и прослеживаю. Какой вариант вам больше нравится: Оно было, оно есть, оно будет, его никогда не было и не будет, потому что этого не может быть никогда. Все есть. Полная палитра. Захотел повесить в ванне Джоконду — слетай в соседний мир, привези. Тебя не найдут, а вселенная не обеднеет.
Так что же такое я изобрел? Машину, которая позволяет брать, но не позволяет давать. Позволяет тащить в мой мир все, что угодно — золото, информацию, людей. Но я не могу ничего сделать для другого мира. Допустим, я знаю, что в таком-то мире эпидемия. А у меня есть формула лекарства. Я даже не смогу передать формулу точно в этот мир. А если и смогу — один мир спас, а в миллионах по соседству эпидемия продолжает бушевать. Есть смысл спасать один мир из миллионов? Миллиардов? Есть смысл вообще что-то делать, если рядом миллиарды миров, в котором это уже сделано? Тобой! И тут же миллиарды миров, в которых даже тебя нет.
Напиться бы вдрабадан, но драконам этого не дано. Могу пить спирт как воду. Хоть этиловый, хоть метиловый, хоть изопропиловый. Только во рту сушит.
Вызываю кибера и поручаю Бака его заботам. Чтоб кормил, менял воду в бассейне, убирал с пола неожиданности, если Бак сходил мимо ящика. Ложусь прямо на пол, головой в угол. Как я устал…
Меч был длинный, прямой, узкий, с двухсторонней заточкой. Любой воин сказал бы, что он слишком легкий. Но Сандра была довольна. Вчера они с Лужей целый вечер перетачивали лезвие. Теперь клинок плавно сужался к концу и казался изогнутым. Любой мастер-оружейник оттаскал бы Сандру за уши за такое издевательство над благородной сталью. Девушка и сама понимала, что структура металла, сформированная ковкой, нарушена. Но она не собиралась оставаться здесь больше, чем на две недели. И тем более, сражаться с кем-то. От оружия требовалась оригинальность, а не надежность и долговечность. Деревянные накладки рукоятки Сандра вырезала из твердого дерева, похожего на бук. Потом обшила рукоятку кожей. Примерила к руке. Не понравилось. Размочила в воде длинный тонкий кожаный ремешок и плотно, с перехлестом, обмотала рукоятку. Лужа прибежала, когда она любовалась результатом.
— Главное, матку не задирай. Она хоть и рабыня, но власти у нее больше, чем у свободной, — инструктировала в последний раз Лужа. Стоит ей слово сказать, тебя в канаве утопят.
— Так меня же искать будут, — удивилась Сандра.
— На кого матка покажет, того и накажут.
Сандра ушла в дом, одела старые, усохшие мокасины Скара, найденые на чердаке, за каждое голенище сунула по ножу. Когда вернулась в кухню, Лужа, косясь на окна, быстро переправляла что-то из чугунка в рот. Сандра рассмеялась.
— Ложку возьми.
Лужа испуганно спрятала руки за спину. Сандра налила суп в две миски, торопливо поели.
— Все в бараках должны тебя слушаться, — продолжала наставления Лужа. — Ты не кто-нибудь, ты хозяйская рабыня. Но лучше не связывайся с сучками матки. Они послушаются, но запомнят. Потом отомстят.
Бараки находились на отшибе, метрах в ста за линией домов.
— А вот это — мужской дом, — показала Лужа.
— Там мужчины живут?
— Нет, — рассмеялась Лужа. — Но очень любят сюда приходить на ночь.
Сразу за мужским домом Сандра увидела женскую голову, насаженную на кол.
— Не бери в голову, — сказала Лужа. — Она была плохая. Еду отнимала.
В бараках было жутко. Сандра знала бедность, но здесь было другое — равнодушие и безразличность.
— Почему вы так живете? — спросила Сандра. — Другой жизни ведь не будет!
— Это бараки, девка. Здесь не живут. Здесь спят, едят, мечтают о чуде. Но в бараках чудес не бывает, — седая старуха сплюнула и отвернулась.
— Дракон говорит, чудеса бывают. Только их нужно своими руками делать.
— Матка сделает. Она такое чудо сделает, неделю на брюхе спать будешь, — женщина справа сердито посмотрела на Сандру и зашлась в кашле.
— Лужа, здесь все такие?
— Это бараки, госпожа.
— И ты туда же. Почему вы не любите жизнь? Нет, я вас заставлю любить жизнь. — Сандра быстрым шагом вышла из барака, встала в центре двора, широко расставив ноги.
— Матка! Выходи! Драться будем! — закричала она.
Лужа упала на колени и тоскливо заголосила.
— Матка! Выходи!
После третьего вызова в дверях барака появилась женщина могучего сложения с бичом в руках.
— Это ты с неба упала? Жаль, ты хозяйская. Я бы тебя на ворот поставила. А твои косые глазки вырвала и на ужин поджарила.
Сандра прикинула свои шансы. Матка была на полторы головы выше и раза в два тяжелее. Таким бицепсам могли бы позавидовать многие мужчины. Ближний бой исключался. Только удары ногами и болевые приемы. А у самой после болезни голова кружится. Убежать бы, да поздно.